Глава 2: Правила
Если вам когда-нибудь доводилось провести хоть секунду в классе импровизации, вы, вероятно, сталкивались с Правилами.
В первую очередь, я должен обсудить их, чтобы внести ясность. Давайте посмотрим, смогу ли я прямо сейчас перечислить несколько Правил.
В первую очередь, я должен обсудить их, чтобы внести ясность. Давайте посмотрим, смогу ли я прямо сейчас перечислить несколько Правил.
1
Не отрицайте.
2
Не задавайте вопросов.
3
Не диктуйте действия.
4
Не говорите о прошедших или будущих событиях.
5
Установите "Кто, Что, Где".
6
Не торгуйтесь.
7
Не делайте сцены, где один обучает чему-либо другого.
8
Показывайте, не говорите.
9
Скажите "да", а потом скажите "и".
10
Не говорите о том, что вы делаете.
Есть и другие, но десять – такое классное число: десять заповедей, десять правил. Думаю, это понятно.
Правила, правила. Список правил. Правила импровизации. Они существуют – целый список – выглядят хорошо, и даже, кажется, имеют смысл. Так почему же я так брюзжу о них? Потому что я считаю, что они не работают.
Правила, правила. Список правил. Правила импровизации. Они существуют – целый список – выглядят хорошо, и даже, кажется, имеют смысл. Так почему же я так брюзжу о них? Потому что я считаю, что они не работают.
Правила никому не помогают хорошо импровизировать.
На самом деле, я считаю, что они вообще не помогают. Они деструктивны. Почему я так считаю? Сейчас я расскажу вам в мельчайших деталях.
История правил
В начале была хорошая импров-сцена. И это было чудо. Это было одновременно и энергично и расслабленно, захватывающе и смешно. Это было неизмеримо причудливо и волшебно.
Люди, ставшие свидетелями произошедшего, были поражены увиденным. И сказали: «Это было безумие! Эти ребята смогут всё! О Боже, помните, когда они сделали это или то? Это было смешно».
Те, кто играл в той чудесной сцене, сошли с возвышения в изумлении. Они тоже были поражены. Будто бы что-то родилось из их мыслей и действий. Они были пропитаны Духом Импровизации. Каждое слово, произнесённое в сцене, подтверждалось смехом свидетелей сцены. Ощущения от произошедшего были великолепны. Это было подобно трансу. А когда всё закончилось, они давали друг другу пятюни, улыбаясь, похлопывая по плечу, и приобнимая друг друга.
Когда их позже спросили о сцене, они ответили: «Это было круто, просто само собой случилось, и я даже не могу вспомнить, что мы делали». Это было чудо. Это было неизмеримо великолепно.
Люди, ставшие свидетелями произошедшего, были поражены увиденным. И сказали: «Это было безумие! Эти ребята смогут всё! О Боже, помните, когда они сделали это или то? Это было смешно».
Те, кто играл в той чудесной сцене, сошли с возвышения в изумлении. Они тоже были поражены. Будто бы что-то родилось из их мыслей и действий. Они были пропитаны Духом Импровизации. Каждое слово, произнесённое в сцене, подтверждалось смехом свидетелей сцены. Ощущения от произошедшего были великолепны. Это было подобно трансу. А когда всё закончилось, они давали друг другу пятюни, улыбаясь, похлопывая по плечу, и приобнимая друг друга.
Когда их позже спросили о сцене, они ответили: «Это было круто, просто само собой случилось, и я даже не могу вспомнить, что мы делали». Это было чудо. Это было неизмеримо великолепно.
Мы смеялись, мы плакали, это была чертовски хорошая сцена.
Через некоторое время другие попытались повторить опыт хорошей сцены, но им не удалось. Их сцена была вялой и неинтересной. Казалось, что она еле движется.
Во время выступления они действительно хотели сделать что-нибудь, но по какой-то причине были в ступоре. Играя сцену , они основательно продумывали как её играть, но это не помогало. Сцена получилась скучной и они это знали. Они не хотели этого, но так вышло.
Во время выступления они действительно хотели сделать что-нибудь, но по какой-то причине были в ступоре. Играя сцену , они основательно продумывали как её играть, но это не помогало. Сцена получилась скучной и они это знали. Они не хотели этого, но так вышло.
Чем дольше и сильнее они думали о том, что выходит скучно и как не быть скучными, тем больше и больше сцена становилась скучной.
Они угодили в ловушку, которую сами и поставили, понимали это и не переставали об этом думать. Они также думали о том, что зрителям, которые на них смотрят, должно быть скучно, и о том, что они должны сделать что-то прямо сейчас, и пытались это сделать, но ничего не делали, – и это было плохо. И они думали об этом и о том, что они думали о том, что они думают об этом.
Играя в сцене, они гораздо больше думали о том, что ещё не сказали, но хотели сказать. Они думали, что им хочется сказать что-то остроумное и смешное, но при этом ничего не говорили, и затем, сказав что-нибудь, получалось скучно, и думали, что это было глупо, думая о том, что зрители тоже подумали, что это было глупо, – и думали об этом всём вместе взятом.
А потом они думали: «Хорошо, теперь я действительно собираюсь сделать что-то», и опять не делали, и думали, как это было плохо, поэтому они подумали об этом и поняли, что не надо об этом думать, и, подумав об этом, стали думать о том, как они хотели бы перестать думать об этом, чего в итоге так и не сделали.
Тогда они подумали: «Было бы очень здорово, если бы свет погас», – но свет не гас, и они думали, что это плохо. Осветитель тоже думал, что было бы хорошо, если бы свет погас, но не мог решить в каком месте остановить сцену и продолжал думать, что что-то должно произойти, но ничего не происходило, поэтому он подумал, что, может быть, он должен так или иначе выключить софиты прямо сейчас, но всё равно не сделал этого. Затем попробовал ещё раз и опять не выключил, после чего подумал, что это было странно. В то же время, зрители подумали, что им хотелось бы, чтобы импровизаторы сделали что-нибудь, но они не сделали, поэтому зрители подумали о том, как это было скучно и неловко.
И, наконец, по прошествии шести часов (на самом деле двух минут), осветитель не смог больше этого выдерживать и решил, что лучше уже ему сделать что-то, поэтому он начал думать о том, чтобы выключить свет, и почти сделал это, но передумал. Затем попробовал ещё раз и передумал снова, но после этого наконец-то выключил свет. И ведь чувствуется, что получилось плохо, а он ведь думал об этом, но всё уже закончилось. Импровизаторы подумали, что сцена получилась не очень.
Зрители тоже так подумали.
Играя в сцене, они гораздо больше думали о том, что ещё не сказали, но хотели сказать. Они думали, что им хочется сказать что-то остроумное и смешное, но при этом ничего не говорили, и затем, сказав что-нибудь, получалось скучно, и думали, что это было глупо, думая о том, что зрители тоже подумали, что это было глупо, – и думали об этом всём вместе взятом.
А потом они думали: «Хорошо, теперь я действительно собираюсь сделать что-то», и опять не делали, и думали, как это было плохо, поэтому они подумали об этом и поняли, что не надо об этом думать, и, подумав об этом, стали думать о том, как они хотели бы перестать думать об этом, чего в итоге так и не сделали.
Тогда они подумали: «Было бы очень здорово, если бы свет погас», – но свет не гас, и они думали, что это плохо. Осветитель тоже думал, что было бы хорошо, если бы свет погас, но не мог решить в каком месте остановить сцену и продолжал думать, что что-то должно произойти, но ничего не происходило, поэтому он подумал, что, может быть, он должен так или иначе выключить софиты прямо сейчас, но всё равно не сделал этого. Затем попробовал ещё раз и опять не выключил, после чего подумал, что это было странно. В то же время, зрители подумали, что им хотелось бы, чтобы импровизаторы сделали что-нибудь, но они не сделали, поэтому зрители подумали о том, как это было скучно и неловко.
И, наконец, по прошествии шести часов (на самом деле двух минут), осветитель не смог больше этого выдерживать и решил, что лучше уже ему сделать что-то, поэтому он начал думать о том, чтобы выключить свет, и почти сделал это, но передумал. Затем попробовал ещё раз и передумал снова, но после этого наконец-то выключил свет. И ведь чувствуется, что получилось плохо, а он ведь думал об этом, но всё уже закончилось. Импровизаторы подумали, что сцена получилась не очень.
Зрители тоже так подумали.
Это была первая плохая сцена; за ней последовали и другие.
Спустя какое-то время, сцен становилось всё больше и больше: некоторые из них были хорошими, но большинство – плохими.
Хорошие были просто хорошими. О, они даже были смешными: «Вы видели это, разве это не было удивительно? С ума сойти... ничего себе, они на всё способны, я так смеялся, не знаю почему. Ха-ха, как они это делают? Это же так смешно, так смешно, просто отлично, ха». Хорошие сцены попросту не оценивались. Они были просто замечательными. У кого есть время анализировать сцену, когда вы так сильно смеетесь? Да и кто захочет? Зачем сосредоточенно думать о чём-то удивительном, когда вы просто хотите сидеть сложа руки и наслаждаться происходящим? Может быть, позже вы детально проанализируете хорошую сцену, описывая ее такими словами, как "удивительно", "невероятно" и "умопомрачительно". Возможно, и нет.
Хорошие были просто хорошими. О, они даже были смешными: «Вы видели это, разве это не было удивительно? С ума сойти... ничего себе, они на всё способны, я так смеялся, не знаю почему. Ха-ха, как они это делают? Это же так смешно, так смешно, просто отлично, ха». Хорошие сцены попросту не оценивались. Они были просто замечательными. У кого есть время анализировать сцену, когда вы так сильно смеетесь? Да и кто захочет? Зачем сосредоточенно думать о чём-то удивительном, когда вы просто хотите сидеть сложа руки и наслаждаться происходящим? Может быть, позже вы детально проанализируете хорошую сцену, описывая ее такими словами, как "удивительно", "невероятно" и "умопомрачительно". Возможно, и нет.
Может быть, магию лучше оставить в покое. Может быть.
Плохие сцены, всё же, оценивались. На самом деле они оценивались всегда и оцениваются сейчас. В сущности, насколько плоха импровизация зависит от вашего хода мыслей и от того, как оценивать. В плохой импровизационной сцене все: осветитель, зрители и сами выступающие – все непрестанно думают. У зрителей есть время подумать, потому им чертовски скучно.
Через некоторое время те, кто были вынуждены терпеть бесчисленное количество плохих сцен, стали подмечать некоторые закономерности. Они стали думать и анализировать и, как следствие, пришли к следующему выводу: во многих плохих сценах проявлялись определённые паттерны поведения.
Оказалось, что во многих плохих сценах выступающие часто отрицали реальность партнёра по сцене. Например, один предлагал реальность, в которой были правдоподобные варианты того, где находятся персонажи, или как они относятся друг к другу, а другой отвергал все предложения.
В других плохих сценах импровизаторы задавали друг другу бесполезные вопросы, которые, казалось, замедляли темп происходящего и мешали сцене двигаться вперёд.
Часто в скучной сцене один импровизатор просто говорил другому, что делать, или говорил о событиях, произошедших в прошлом или в будущем.
Некоторые из «Когда же это наконец закончится?!» сцен проходили в неопределённом месте с невнятными отношениями между непонятными персонажами, занимающимися непонятно чем.
В середине потенциально хороших сцен один из выступающих часто начинал вести переговоры о продаже товара или услуги, или пытался научить другого чему-либо.
Иногда сцены получались плохими, потому что люди говорили о том, что нужно что-то сделать, вместо того, чтобы, собственно, это что-то сделать. Иной раз в плохих сценах импровизаторы заходили так далеко, что просто говорили о том, что они делают.
Всё перечисленное и прочее было признаком того, что увиденные сцены были плохими, скучными и вызывающими вопрос: «Когда, наконец, погаснет свет?».
В самом деле, существовала некая корреляция между плохими сценами и определёнными паттернами поведения. Самые скучные сцены содержат по крайней мере один, если не больше, таких паттернов. Со временем эти паттерны были определены, так как всё больше и больше людей стали их замечать. И как это часто бывает, когда какое-то явление наблюдается неоднократно, формулируется гипотеза:
Через некоторое время те, кто были вынуждены терпеть бесчисленное количество плохих сцен, стали подмечать некоторые закономерности. Они стали думать и анализировать и, как следствие, пришли к следующему выводу: во многих плохих сценах проявлялись определённые паттерны поведения.
Оказалось, что во многих плохих сценах выступающие часто отрицали реальность партнёра по сцене. Например, один предлагал реальность, в которой были правдоподобные варианты того, где находятся персонажи, или как они относятся друг к другу, а другой отвергал все предложения.
В других плохих сценах импровизаторы задавали друг другу бесполезные вопросы, которые, казалось, замедляли темп происходящего и мешали сцене двигаться вперёд.
Часто в скучной сцене один импровизатор просто говорил другому, что делать, или говорил о событиях, произошедших в прошлом или в будущем.
Некоторые из «Когда же это наконец закончится?!» сцен проходили в неопределённом месте с невнятными отношениями между непонятными персонажами, занимающимися непонятно чем.
В середине потенциально хороших сцен один из выступающих часто начинал вести переговоры о продаже товара или услуги, или пытался научить другого чему-либо.
Иногда сцены получались плохими, потому что люди говорили о том, что нужно что-то сделать, вместо того, чтобы, собственно, это что-то сделать. Иной раз в плохих сценах импровизаторы заходили так далеко, что просто говорили о том, что они делают.
Всё перечисленное и прочее было признаком того, что увиденные сцены были плохими, скучными и вызывающими вопрос: «Когда, наконец, погаснет свет?».
В самом деле, существовала некая корреляция между плохими сценами и определёнными паттернами поведения. Самые скучные сцены содержат по крайней мере один, если не больше, таких паттернов. Со временем эти паттерны были определены, так как всё больше и больше людей стали их замечать. И как это часто бывает, когда какое-то явление наблюдается неоднократно, формулируется гипотеза:
Определённые паттерны поведения = плохая сцена.
«Похоже, что каждый раз, когда мы видим плохую сцену, проявляются одни и те же паттерны поведения. Так, может быть, если мы просто избавимся от них, то возможно хорошая сцена получится сама собой?!»
Тогда была сформулирована другая гипотеза:
Тогда была сформулирована другая гипотеза:
Не используешь определённые паттерны поведения – таинственным образом получается хорошая сцена.
«Если мы сможем научить импровизаторов перестать вести себя таким-то образом, то, безусловно, будут получаться хорошие сцены!»
Если мы сможем заставить их прекратить задавать вопросы, сцена будет двигаться вперёд. Скажите им не отказываться от предложений партнера, и они тоже будут развивать сцену. Больше не будет сцен про обучение («Смотри, танцевать надо вот так...», «Я правильно делаю?»), про продавца с покупателем («... и сколько это стоит?» , «Столько», «Сколько-сколько? Давайте я вам дам столько»); сцен, где один указывает другому, что делать («Короче, бери вот этот кирпич и клади его туда... Да куда же ты его положил?!») или сцен, где импровизаторы говорят о событиях в прошлом или в будущем, и тогда, да (да, и) тогда, получится хорошая сцена.
Если мы сможем заставить их прекратить задавать вопросы, сцена будет двигаться вперёд. Скажите им не отказываться от предложений партнера, и они тоже будут развивать сцену. Больше не будет сцен про обучение («Смотри, танцевать надо вот так...», «Я правильно делаю?»), про продавца с покупателем («... и сколько это стоит?» , «Столько», «Сколько-сколько? Давайте я вам дам столько»); сцен, где один указывает другому, что делать («Короче, бери вот этот кирпич и клади его туда... Да куда же ты его положил?!») или сцен, где импровизаторы говорят о событиях в прошлом или в будущем, и тогда, да (да, и) тогда, получится хорошая сцена.
Если устранить плохое, хорошее появится само чудесным образом.
Давайте объединим эти негативные поведенческие паттерны в список и огласим его. Будем называть этот список Правилами импровизации. Вроде бы, это имеет смысл. Вроде бы, имеет.
Проблема. Проблема.
Проблема заключается в том, что эта гипотеза не соответствует действительности.
Да, существует связь между плохими сценами и особенностями поведения в них, но это не причина. Такое поведение является следствием. Сцены, которые плохо начинаются сами по себе, часто провоцируют такое поведение, но поведение само по себе не делает сцену плохой.
Да, существует связь между плохими сценами и особенностями поведения в них, но это не причина. Такое поведение является следствием. Сцены, которые плохо начинаются сами по себе, часто провоцируют такое поведение, но поведение само по себе не делает сцену плохой.
Связь — это совсем не обязательно причина или следствие.
Существует связь между предметами, сброшенными с крыши зданий и предметами, которые падают на землю, но здания не являются причиной падения. Причиной является гравитация (или искажённое пространство, если посмотреть с точки зрения теории относительности).
Можно заметить, что при увеличении продаж велосипедов возрастает и количество несчастных случаев на воде. Является ли езда на велосипеде тому причиной? Нет, есть третья переменная, которая вызывает оба явления. Она называется лето.
Что-то ещё является причиной скучных сцен, но часто мы наблюдаем скучные сцены с определённым поведением, которое, в конце концов, обрело форму Правил импровизации.
(Так что же является причиной плохих импров-сцен? Об этом позже.)
Можно заметить, что при увеличении продаж велосипедов возрастает и количество несчастных случаев на воде. Является ли езда на велосипеде тому причиной? Нет, есть третья переменная, которая вызывает оба явления. Она называется лето.
Что-то ещё является причиной скучных сцен, но часто мы наблюдаем скучные сцены с определённым поведением, которое, в конце концов, обрело форму Правил импровизации.
(Так что же является причиной плохих импров-сцен? Об этом позже.)
Ирония заключается в том, что буквально все паттерны, замеченные в плохих сценах, почти так же часто появляются и в удивительно хороших сценах.
То есть в классных сценах бывает много вопросов, истории из прошлого и т.п., но этого почти никто не замечает. Люди обычно не обращают на это внимание, им обычно не до этого – они просто смеются или трепещут от увиденного; просто получают удовольствие. Каждый раз, когда во время просмотра хорошей сцены всплывает вопрос или слово «нет», это просто записывается в исключение из правил.
Может быть, когда-нибудь вы будете достаточно хороши, чтобы нарушить правила и стать исключением.
Может быть, уже сегодня вечером.
Более того, я считаю, что вышеупомянутое поведение (не удовлетворяющее Правилам) не является причиной плохих сцен, а вот обучение поведению, подчиняющемуся Правилам, может являться. Моя гипотеза звучала бы так:
Может быть, когда-нибудь вы будете достаточно хороши, чтобы нарушить правила и стать исключением.
Может быть, уже сегодня вечером.
Более того, я считаю, что вышеупомянутое поведение (не удовлетворяющее Правилам) не является причиной плохих сцен, а вот обучение поведению, подчиняющемуся Правилам, может являться. Моя гипотеза звучала бы так:
Изучение правил может стать причиной плохой импровизации.
Почему, почему?
Потому что худшее в правилах то, что люди запоминают их.
Часто ставя их превыше всего.
Часто ставя их превыше всего.
За них и рациональность в принципе отвечает левое полушарие мозга. Ох уж этот список. «Вот они все перечислены и пронумерованы. Я могу запомнить их. Я запомню их. Я запомню Правила импровизации. Как это нет? В конце концов, это же Правила».
Они заедают в голове как заезженная пластинка. Они помогают вам думать о всякой ерунде. Почему вы не можете не думать о Правилах? Они попросту застряли в вашей голове. Они в вашей голове. («Простите, а как я могу выбросить их из головы?»)
Правила, Правила, все запомнили? Подумайте о них – вы ведь не хотите их нарушать, подумайте об этом хорошенько.
Теперь импровизируйте, играйте!
Удачи.
Да. Вот почему я не фанат Правил. Они помогают людям мыслить в определённом ключе, но зачастую этот способ может погубить хорошую импровизацию. Я наблюдал, как эти чертовы Правила скручивали людей по рукам и ногам на долгие годы, и я не имею в виду буквально на годы, но я видел как Правила ломали людей. Индивиды, которые не могут думать ни о чем на сцене кроме Правил, ходят кругами долгие годы, думая как бы не нарушить Правила, и не могут понять, почему ничего не получается, хотя они продолжают импровизировать.
Левое полушарие мозга отвечает за аналитические способности. Ему не до веселья.
Не очень-то классно стоять на сцене, намереваясь что-то сделать, и при этом всё время думать, как бы не сделать чего-нибудь, например, не задать вопрос. Не очень то весело слушать партнёра по сцене и в тоже время думать о том, что нельзя делать сцену, где один учит другого. Сколько бессилия в желании выйти с безумным персонажем и не делать этого, потому что ты думаешь о запрете говорить о событиях в будущем. Более того, я видел сотни сцен, не нарушающие какие-либо Правила импровизации, от которых клонило в сон.
Какого ... ? Сцены следуют всем Правилам импровизации и всё равно адски скучные?! О да, поверьте мне:
Они заедают в голове как заезженная пластинка. Они помогают вам думать о всякой ерунде. Почему вы не можете не думать о Правилах? Они попросту застряли в вашей голове. Они в вашей голове. («Простите, а как я могу выбросить их из головы?»)
Правила, Правила, все запомнили? Подумайте о них – вы ведь не хотите их нарушать, подумайте об этом хорошенько.
Теперь импровизируйте, играйте!
Удачи.
Да. Вот почему я не фанат Правил. Они помогают людям мыслить в определённом ключе, но зачастую этот способ может погубить хорошую импровизацию. Я наблюдал, как эти чертовы Правила скручивали людей по рукам и ногам на долгие годы, и я не имею в виду буквально на годы, но я видел как Правила ломали людей. Индивиды, которые не могут думать ни о чем на сцене кроме Правил, ходят кругами долгие годы, думая как бы не нарушить Правила, и не могут понять, почему ничего не получается, хотя они продолжают импровизировать.
Левое полушарие мозга отвечает за аналитические способности. Ему не до веселья.
Не очень-то классно стоять на сцене, намереваясь что-то сделать, и при этом всё время думать, как бы не сделать чего-нибудь, например, не задать вопрос. Не очень то весело слушать партнёра по сцене и в тоже время думать о том, что нельзя делать сцену, где один учит другого. Сколько бессилия в желании выйти с безумным персонажем и не делать этого, потому что ты думаешь о запрете говорить о событиях в будущем. Более того, я видел сотни сцен, не нарушающие какие-либо Правила импровизации, от которых клонило в сон.
Какого ... ? Сцены следуют всем Правилам импровизации и всё равно адски скучные?! О да, поверьте мне:
От надлежащего исполнения Правил импровизации сцена не обязательно станет хорошей.
Более того, соблюдение Правил не является гарантией хорошей сцены. Сами по себе правила не влияют на хорошую импровизацию, но вот их обдумывание – может.
Страх. Страх. Страх
Факт в том, что паттерны поведения, наблюдаемые в плохих сценах, существуют, и не важно, влияют они на сцену или нет.
Откуда берётся такое поведение? Почему плохие сцены сопровождают одни и те же паттерны?
Откуда берётся такое поведение? Почему плохие сцены сопровождают одни и те же паттерны?
Страх, страх, путаница, путаница, страх, мысли, мысли, мысли, страх.
Каждый день мы, взрослые люди, просто пытаемся прожить ещё один день. Как, чёрт возьми, нам это удаётся? Мы защищаем себя. Наше сознание. Наше мышление. Мы можем думать, мы можем выбирать, и мы можем действовать, опираясь на свой выбор. Это то, что мы, люди, делаем.
Древние люди начали запоминать и делать выбор, основываясь на своём опыте. Для них это было выгодно. Представляю себе мыслительный процесс древнего человека миллионов пять лет назад: «Хм, каждый раз, когда я иду этой тропой, какой-то парень кидает мне в голову камень и обзывает мою женщину. Сегодня, вспомнив эту информацию, я пойду по другому пути и доберусь домой на дерево».
Это было его преимуществом – запоминать информацию и использовать её. Те, кто имел это преимущество, выжили во время естественного отбора, в отличие от тех, кто не имел. Те, кто запомнил, что не нужно идти этой тропой, не получали камнем по голове и имели значительное преимущество. Те, кто не запомнил, конечно же, получали. В конце концов, они погибли, так что сознание сохранилось как преимущество в процессе естественного отбора. Мы, люди, думаем. Так мы лучше выживаем.
Древние люди начали запоминать и делать выбор, основываясь на своём опыте. Для них это было выгодно. Представляю себе мыслительный процесс древнего человека миллионов пять лет назад: «Хм, каждый раз, когда я иду этой тропой, какой-то парень кидает мне в голову камень и обзывает мою женщину. Сегодня, вспомнив эту информацию, я пойду по другому пути и доберусь домой на дерево».
Это было его преимуществом – запоминать информацию и использовать её. Те, кто имел это преимущество, выжили во время естественного отбора, в отличие от тех, кто не имел. Те, кто запомнил, что не нужно идти этой тропой, не получали камнем по голове и имели значительное преимущество. Те, кто не запомнил, конечно же, получали. В конце концов, они погибли, так что сознание сохранилось как преимущество в процессе естественного отбора. Мы, люди, думаем. Так мы лучше выживаем.
Думающие люди имеют больше шансов на выживание, чем те, кто не думает.
Мы постоянно защищаем и улучшаем себя, благодаря нашей способности к мышлению. Мы во всем полагаемся именно на неё.
Если бы я, будучи ребенком, разбил окно, я должен был бы придумать, что именно я собираюсь сказать маме, чтобы она защитила меня от папы. Если я собираюсь пригласить Мэри на выпускной бал, мне надо подумать о том, что я собираюсь сказать, чтобы не выглядеть глупо и добиться её согласия. Если я хочу получить работу, я должен заранее обдумать все возможные вопросы, которые мне могут задать на интервью, и каждый мой возможный ответ. Если я предлагаю какой-то товар, я должен тщательно рассмотреть все возможные возражения и отказы и подумать о том, как преодолеть их. И всё это продолжается уже в течение миллионов лет. Людей пугает всякое, поэтому они думают, как можно предотвратить нежелательный исход.
Так как же, чёрт возьми, это нам поможет в импровизации? Сейчас я вам, конечно, отвечу.
Если бы я, будучи ребенком, разбил окно, я должен был бы придумать, что именно я собираюсь сказать маме, чтобы она защитила меня от папы. Если я собираюсь пригласить Мэри на выпускной бал, мне надо подумать о том, что я собираюсь сказать, чтобы не выглядеть глупо и добиться её согласия. Если я хочу получить работу, я должен заранее обдумать все возможные вопросы, которые мне могут задать на интервью, и каждый мой возможный ответ. Если я предлагаю какой-то товар, я должен тщательно рассмотреть все возможные возражения и отказы и подумать о том, как преодолеть их. И всё это продолжается уже в течение миллионов лет. Людей пугает всякое, поэтому они думают, как можно предотвратить нежелательный исход.
Так как же, чёрт возьми, это нам поможет в импровизации? Сейчас я вам, конечно, отвечу.
Каждый раз выходя на сцену импровизаторы несут на плечах опыт семи миллионов лет человеческого сознания, чтобы сыграть сценку.
И они поступают именно так, как это подобает всем людям в любой жизненной ситуации: хорошенько обдумывают все возможные сценарии развития событий, решают, что делать, чтобы чувствовать себя в безопасности, что говорить и как себя правильно вести. Такой тип мышления стал называться в импровизаторских кругах «в твоей голове». Это размеренный образ мышления, представляющий собой цепочку: подумай, остановись, подумай снова, посмотри, остановись, обдумай хорошо, подумай снова, подожди, подумай, остановись и т.д.
К сожалению, хорошая импровизация не имеет ничего общего с чувством безопасности или с уместностью. (На самом деле всё как раз наоборот).
Как только этот способ мышления появляется в сцене, и зрители, и выступающие вскоре понимают, что началась скукотища. Зрители не для того заплатили по два доллара, чтобы смотреть на взрослых людей, которые всё время думают и перебирают варианты. Это то, что они видят и делают каждый божий день. Они хотят увидеть, как люди играют и играют круто.
К сожалению, хорошая импровизация не имеет ничего общего с чувством безопасности или с уместностью. (На самом деле всё как раз наоборот).
Как только этот способ мышления появляется в сцене, и зрители, и выступающие вскоре понимают, что началась скукотища. Зрители не для того заплатили по два доллара, чтобы смотреть на взрослых людей, которые всё время думают и перебирают варианты. Это то, что они видят и делают каждый божий день. Они хотят увидеть, как люди играют и играют круто.
Бросайтесь в омут с головой. Играйте по-настоящему.
Если импровизаторы не играют по-настоящему, то они думают. Если страх застаёт их думающими в начале сцены, они вскоре понимают, что сцена получается скучной с точки зрения зрителей. Следствием этого является усиление страха и замешательства. То есть, если сцена идёт наперекосяк, то вскоре и импровизатор, и зрители это понимают, от этого импровизатор пугается и зажимается ещё больше.
Что делают взрослые люди, когда они испуганы и зажаты? Обороняются и защищаются.
Попадая в ситуацию, которая пугает и сбивает с толку, взрослые люди часто задают вопросы, чтобы получить информацию для того, чтобы защитить себя. Они могут использовать ложную власть, диктуя действия другим, или искусственный статус, чтобы учить других, как сделать что-то, и/или могут говорить «нет» чужим предложениям или идеям. Тот, кто боится и зажат, попытается получить контроль над ситуацией, оправдывая это тем, кто он, что делает, и где всё это происходит. Тот, кто боится сделать что-то прямо сейчас, может начать подробно рассказывать о прошедшем событии, или говорить о событии, которое может произойти в будущем, или начать продавать какой-нибудь товар. Находясь в ужасе, и отчаянно пытаясь выяснить, что происходит, кто-то буквально начнёт говорить о том, что делает.
Что делают взрослые люди, когда они испуганы и зажаты? Обороняются и защищаются.
Попадая в ситуацию, которая пугает и сбивает с толку, взрослые люди часто задают вопросы, чтобы получить информацию для того, чтобы защитить себя. Они могут использовать ложную власть, диктуя действия другим, или искусственный статус, чтобы учить других, как сделать что-то, и/или могут говорить «нет» чужим предложениям или идеям. Тот, кто боится и зажат, попытается получить контроль над ситуацией, оправдывая это тем, кто он, что делает, и где всё это происходит. Тот, кто боится сделать что-то прямо сейчас, может начать подробно рассказывать о прошедшем событии, или говорить о событии, которое может произойти в будущем, или начать продавать какой-нибудь товар. Находясь в ужасе, и отчаянно пытаясь выяснить, что происходит, кто-то буквально начнёт говорить о том, что делает.
Страх порождает мыслительный процесс. Мыслительный процесс порождает защитное поведение.
Защитное поведение – это паттерн плохой импровизации. Паттерны становятся правилами. Правила импровизации – запомни их хорошенько.
Нарушение правил
«Разве вы не должны знать правила, прежде чем их нарушить?» Мне задавали этот вопрос несколько сотен раз. Как правило, его задаёт студент, который уже потратил $2658 на занятиях по импровизации. (Люди любят оправдывать свои расходы.) Я бы хотел подыграть, но к сожалению, ответ неутешительный – нет. Я не верю в то, что нужно выучить правила, чтобы нарушать их.
Зачем учиться не делать что-то вместо того, чтобы научиться делать что-то? Зачем импровизировать с багажом бесполезных знаний?
К примеру, если бы я был электриком и учился, как не монтировать розетку, я бы умер. Прыгая с парашютом, если бы я учился, как не открывать парашют, я бы умер. Укрощая львов... я думаю, вы поняли.
Что ж, я видел много раз, как умирают сцены, сыгранные по Правилам. Почему бы просто не научиться импровизировать, и позволить негативным паттернам, связанным с Правилами, исчезнуть как следствие?!
Опять же, в форме уравнения:
Что ж, я видел много раз, как умирают сцены, сыгранные по Правилам. Почему бы просто не научиться импровизировать, и позволить негативным паттернам, связанным с Правилами, исчезнуть как следствие?!
Опять же, в форме уравнения:
- Строгое соблюдение правил не равняется хорошей сцене.
- Размышление о правилах может равняться плохой сцене.
- Правила импровизации не имеют никакого отношения к хорошей импровизации.
Если так, то почему Правила так активно насаждаются из года в год? Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. Хотя на самом деле я знаю.
Во-первых, потому что, как я уже говорил, Правила вроде бы имеют смысл. Если сцена ужасна, то Правилами можно объяснить почему, поэтому кажется логичным придерживаться их.
Во-вторых, нужно заставлять людей обсуждать хорошие сцены, при этом, многие даже не знают, что сказать. Я видел та-а-ак много инструкторов, которые после окончания плохих сцен говорили «Слишком много вопросов», – или «Говорили о будущем». Я видел, как некоторые после хорошей сцены, смеясь, говорили: «Отлично, вот как надо! Теперь сыграйте ещё пару раз».
Надо как?
Хотя я не могу их винить. Есть смысл обсуждать правила в отношении плохой сцены, но они не помогут сыграть отличную. Студенты и преподаватели так любят тешить своё левое полушарие мозга и анализировать то, что не удалось, но никто не любит возиться с магией.
Во-первых, потому что, как я уже говорил, Правила вроде бы имеют смысл. Если сцена ужасна, то Правилами можно объяснить почему, поэтому кажется логичным придерживаться их.
Во-вторых, нужно заставлять людей обсуждать хорошие сцены, при этом, многие даже не знают, что сказать. Я видел та-а-ак много инструкторов, которые после окончания плохих сцен говорили «Слишком много вопросов», – или «Говорили о будущем». Я видел, как некоторые после хорошей сцены, смеясь, говорили: «Отлично, вот как надо! Теперь сыграйте ещё пару раз».
Надо как?
Хотя я не могу их винить. Есть смысл обсуждать правила в отношении плохой сцены, но они не помогут сыграть отличную. Студенты и преподаватели так любят тешить своё левое полушарие мозга и анализировать то, что не удалось, но никто не любит возиться с магией.
Подпишись на обновления
Любым удобным тебе способом.
Обещаем оповещать тебя о выходе новых глав!
Обещаем оповещать тебя о выходе новых глав!